Рис. В.В. Халютина

ерез несколько часов мы улетим отсюда, что останется в памяти о нас у этих существ — уже не животных, но еще не людей? Что мы забыли сделать для них?
Они стоят неподвижно, полукольцом. Слегка шевелят лиловыми усами-антеннами, расположенными на «головах», точнее, на треугольных возвышениях в центре туловищ. О чем они думают сейчас? Обо мне? О ракете? О себе?
Тускло отсвечивает густая жидкость в раковинах, которые существа держат в щупальцах, не расставаясь с нею ни на миг. Эта жидкость — их жизнь. Они не могут прожить и полчаса, если не отхлебнут немного из раковин.
Мне жаль их. Но это не только жалость. Они напоминают маленьких детей. Наши далекие предки когда-то были такими — в пору детства Земли. Беспомощными, безжалостными, отчаянно любопытными. Что влечет их от скрытых в недрах планеты озер с жизненосной жидкостью через извилистые пещеры на поверхность? Может быть, в пещерах иссякли радиоактивные источники, а они не могут обходиться без света? Со дна озер достают они раковины. Тот, кто лучше ныряет, добывает раковину побольше. Значит, он может дольше оставаться на поверхности. Если бы не это, они бы сдружились, им было бы легче выжить. Они и так держатся группами, когда возвращаются к озерам через завалы в пещерах, где их на каждом шагу подстерегают опасности. Но когда в раковинах есть жидкость, они боятся друг друга. А потом снова объединяют усилия для защиты от враждебной природы.
«Они становятся разумными», — сказал наш командир Влад, и его слова прозвучали как резолюция. Он всегда говорит так: мало, медленно и весомо. Я часто спорю с ним, и он всегда оказывается прав. Это меня бесит, заставляет спорить без надежды на успех. Другие улыбаются, даже Ася. А Влад молчит, чтобы потом одной фразой опровергнуть все мои доводы. Тошнотворная правота невозмутимо стоит за ним, как тень. Неужели он ни разу не ошибется?
Впрочем, ему нельзя ошибаться: от этого может зависеть жизнь всего экипажа. И все-таки мне иногда хочется, чтобы он ошибся... и стал человечнее...
Одно из существ проявляет признаки беспокойства. Догадываюсь: жидкости в раковине осталось мало. Мне кажется, что оно испытывает страх перед возвращением в недра планеты, во тьму, к дымящимся озерам. На его пути тысячи опасностей, щупальца полурастений-полуживотных, притаившихся в пещерах, частые обвалы. Но оно пойдет по этому пути снова и снова. Оно уже не может иначе.
Поэтому мне трудно относиться к ним холодно-изучающе, как Влад. Прощаю их скупость и жестокость.
Помню, как один из них, задержавшийся на поверхности дольше, чем должен был, попытался выхватить у другого раковину со спасительной жидкостью. Они дрались насмерть. Расплескали всю жидкость. Другие стояли, наблюдали. Не вмешивались.
Мы ничем не могли помочь. Передавали по радио сигналы, просили других уделить хоть каплю из своих запасов. Но они разбегались при нашем приближении. Даже пробовали защищаться. Ася расплакалась: «Скоты!» Я попытался проникнуть к озерам. Влад понял мой замысел, процедил: «Не успеть». Я едва не погиб, а когда вернулся с жидкостью, было уже поздно...
Мне потом влетело от Влада. Я огрызался как мог, предвидя его приказ: «Не вмешиваться».
Мое расположение к ним даже после этого события не уменьшилось. Именно потому, что очень страшен их путь и что они все-таки идут по нему.
Я смотрю на скалистое плато, где сверкает вершина Дворца, который мы создали для них. Тревожное беспокойство не покидает меня. Как будто все продумано. Но мне кажется...
Подымаюсь на скалы, а они неуклюже спешат за мной. На скользких камнях блестит колючий лишайник, воздух, желтый, как мед, стекает в долину. Спиральные, заряженные электричеством облака пролетают совсем близко, будто кто-то стреляет ими в меня.
Вхожу во Дворец. В центре первого зала колесо и рычаг — величайшие изобретения человечества. «Подхлестнуть их эволюцию», — говорил Ким. «Помочь им», — думал я. Ася спросила, обращаясь и к нам, и к себе: «А если их эволюция пошла бы совсем иным путем и мы просто навязываем свою волю?» Влад молчал. Никто не знал, о чем он думал.
Я прохожу по залам, где хранятся замурованные в стены блоки с записями о гениальных открытиях землян. Щедрость, на которую способны только высшие существа. Разумная щедрость: каждый блок имеет специфическую, трудно вскрываемую оболочку и свой шифр. Только достигнув высокой ступени цивилизации, они смогут вскрыть блок с записями о расщеплении атома. Они поймут: в этом — забота о них. «Несмышленышей» нельзя подпускать к бочке с порохом.
Все продумано. Но беспокойство держит меня в напряжении. Мы что-то забыли... Что именно?
Выхожу из Дворца. Они ожидают меня.
Медовый воздух становится темнее, гуще, летящие облака приобретают фиолетовый отблеск. Пахнет свежестью, как после грозы. Словно подвешенное на тонких оранжевых нитях лучей, покачивается светило, приближаясь к горизонту. Спускаюсь к ракете, осторожно ступая по скользким камням. Оглядываюсь.
Держа на весу раковины, они ковыляют за мной, спешат и... отстают все больше и больше. Один спотыкается. Жидкость проливается на камни. Он падает ничком. Через отростки жадно впитывает то, что не успело уйти в почву.
Внезапно понимаю! Ступени! Мы забыли облегчить им дорогу, сделать доступным подъем к Дворцу. Мы думали лишь о том, что оставляем в блоках, и забыли о пути к нему. Мы все ошиблись. И в своей заботе, и в мудрой осторожности. И Влад — тоже. А это может стоить жизни многим из них...
Выхватываю из кармана сигнализатор. Выстукиваю на нем команду-программу. Тотчас из контейнера ракеты вываливается несколько киберов. Окутавшись выхлопами из небольших дюз, они спешат к дороге.
Ожидаю, пока последнее из существ спустится в долину, и передаю команду.
Киберы выполняют программу. Ослепительные сполохи вспыхивают на дороге. Громыхают взрывы. Скрежещут мощные электродолота и сверла.

Дорога становится похожей на каменную реку. Вся она состоит из волн-ступеней. Киберы гуськом возвращаются к ракете.
В это время открывается второй люк. Из него на выдвижном эскалаторе спускаются Влад и Ася. Они подходят ко мне, смотрят на дорогу. Ася привычно-ласково опирается на мое плечо, говорит:
— Несмышленыши запомнят...
Так она называет этих существ.
Влад молчит. Он поворачивается в профиль ко мне, выпячивает нижнюю губу. Не могу удержаться от легкого смешка, так он похож в эту минуту на надменного горбоносого верблюда.
Но смешок тут же обрывается. Почему Ася так смотрит на него, не мигая, расширяя свои темные спокойные глаза? На меня она смотрит по-другому: чуть покровительственно, привычно-любовно. А меня бы больше устроило «любовно» без «привычно».
Почему Влад достает сигнализатор? Что отстукивает на нем?
Из люка по его команде стремительно вылетают несколько киберов. Грохот. Сотрясается почва. Со стоном рушатся скалы, ступени. Взлетают камни. Ася испуганно отпускает мое плечо.
Едва успеваю опомниться, а дороги нет. Она завалена обломками, разъедена трещинами и пропастями. Она стала еще труднее и опаснее для этих существ, чем раньше. Что он сделал? Зачем?
От гнева кружится голова. Пошатываясь, делаю два шага к нему. Один удар кулака — и этот хлипкий человечек, мой командир, покатится по камням.
Он молчит. Грустно смотрит на меня снизу вверх.
— Пора в ракету. Там объясню.
— Даже сейчас его слова — слова резолюции. Мои пальцы, сжатые в кулак, вздрагивают от ярости...
Он поворачивается ко мне сутулой спиной, направляется к ракете. Ася следует за ним. И мне не остается ничего другого... Утешаю себя воспоминаниями о грустных глазах командира. Может быть, он бывает более несчастным, чем кто-либо из нас, именно потому, что видит дальше других и не имеет права на ошибки? Может быть, ему очень хочется научиться ошибаться?
Эскалатор медленно поднимает нас к отверстию люка, затянутому тонкой пленкой. Тоскливо смотрю на место, еще недавно бывшее дорогой на гору. Вдали темнеют неподвижные фигурки «несмышленышей».
Представляю, как они придут сюда, как удивленно будут ощупывать неодолимый для них подъем. Попытаются пробраться к Дворцу, но раковины с жидкостью, которые нельзя выпускать из щупалец, сделают это невозможным.
Ненавижу Влада. Еще никогда ни к кому я не испытывал такой ненависти. «Несмышленыши»... Почему он это сделал? Чтобы унизить меня? Из презрения к ним?
Они уйдут в свои мрачные недра, унося в душах страх, удивление и... неутолимое любопытство, жажду познания. И это погонит их снова и снова к горам, где расположено нечто Великолепное и Загадочное. Но жизненосная жидкость в раковинах, которая делает их такими жадными и недоверчивыми, заставит всякий раз остановиться внизу.
А потом... Что же будет дальше?
И вдруг очень ясно представляю... Нет, вижу, что будет!
Однажды любопытство окажется сильнее всего. Самые смелые или самые пытливые из них решатся. Они станут трудиться: сплетут канаты и мосты, перебросят их через трещины. А у подножия горы оставят свои раковины, впервые доверив их другим, чтобы потом с помощью канатов поднять их наверх. И никто из оставшихся внизу не обманет их доверия, потому что иначе он не узнает о Великолепном и Загадочном.
Спиральные облака, бешено вращаясь, летят мимо меня. А я держу палец на кнопке эскалатора и смотрю на бывшую дорогу. Что-то зреет во мне, проявляется, как на фотопленке.
Здесь по этим разрушенным ступеням «несмышленыши» взойдут, должны будут взойти на очень большую ступень...