Андрей Балабуха

ЗАБЫТЫЙ ВАРИАНТ

Фантастический рассказ

Когда третий и последний из реакторов «Коннора» был катапультирован и взорвался в полусотне километров от места посадки, оставив в песке спекшийся в стекло кратер, до поверхности планеты оставалось чуть больше двух километров. Теперь тормозить можно было лишь аварийным бороводородным двигателем, но, для того чтобы тридцать секунд его работы при сложившейся ситуации дали ощутимый эффект, масса корабля была слишком велика. Бонк катапультировал двигательный отсек — это две тысячи тонн мертвого груза. Разноцветные кривые на экране вычислителя сблизились, но не слились: мало! Еще четыреста девяносто тонн. И это были два танка с питьевой водой. Бонк, не задумываясь, нажал клавишу катапульты. А затем — короткий, яростный, спасительный удар бороводородных двигателей. Еще. Еще. Еще...
Посадка оказалась не слишком мягкой. Крейсер тряхнуло, кресло обхватило Бойка, удержало, отпустило. Он потер рукой грудь, по которой разливалась тупая боль от ушиба.
Реакторная чума! Откуда-то приходит поток излучения, достаточно жесткого, чтобы свободно пронизать броню крейсера, и при этом достаточно активного, чтобы вывести из-под контроля реакцию синтеза тяжелых хроноквантов в корабельных реакторах... Бонк никогда не верил в нее. На Звездном Флоте о ней ходили легенды, но ни разу ему не довелось встретить человека, который бы столкнулся с реакторной чумой сам. Где-то, кто-то, когда-то... Что ж, значит, он будет первым.
Бонк утопил в подлокотник клавишу селектора.
— Всем. Говорит шеф-пилот. Командирам техчастей представить доклады по форме «С». Членов совета прошу явиться в рубку. Конец.
Принимать доклады было обязанностью Болла, первого астрогатора, сидевшего в кресле справа, и Бонк прислушивался к ним вполуха, глядя на раздражающе мертвый пульт, где единственным отрадным для глаза оставался сектор управления и контроля комплекса жизнеобеспечения. Этот, кажется, почти не пострадал.
Бонк мысленно проверял себя: в момент катастрофы он действовал, почти не размышляя, с автоматизмом, выработанным долгими годами полетов. Конечно, впоследствии комиссия Совета Астрогации может решить, что был и другой выход, но сейчас он этого другого выхода не видел. Все правильно. Если бы только не вода. Вода... Безусловно, не катапультируй он танки, сейчас «Коннор» грудой металла и пластика лежал бы на поверхности планеты. Однако оставшейся воды даже при нормах расхода, предельно урезанных, хватит на неделю, а помощь к ним придет в лучшем случае через полгода. К тому времени все они успеют превратиться в высохшие, мумифицированные трупы, как экипаж «Дануты» на Сэнде... Бонк провел ладонью по лицу, как бы стирая эту картину... Правда, «Дануту» Бонк разыскал только год спустя. За полгода, может быть, мумифицироваться они и не успеют...
Если бы танки вскрыло взрывом, если бы вода в них стала из-за этого таинственного излучения зараженной, если бы... Если бы только не сам он катапультировал их! Впрочем, надо не казниться, а искать выход, ибо у них есть по крайней мере неделя, что совсем не так уж мало.
Кое в чем им даже повезло. Как явствовало из докладов, комплекс жизнеобеспечения практически не пострадал, на замену поврежденных блоков уйдет от силы несколько часов; станция аутспайс-связи тоже требует лишь незначительного ремонта, а значит, в ближайшие дни удастся связаться с Базой на Рионе-III и вызвать помощь; хотя пищевые синтезаторы вышли из строя полностью, продовольственного НЗ хватит по меньшей мере на год. Но... энергоустановки погибли, а последние мегаджоули из запасников полностью израсходуются за один сеанс связи с Базой. Так что в их распоряжении лишь крохи, заключенные в автономной энергосети, да силовые установки вездеходов, геологических танков и остального машинного парка экспедиции. И это надо беречь: даже если кто-то находится к ним ближе Базы, все равно два-три месяца ожидания гарантированы.
«Корабельный совет» — понятие довольно условное. Тем более на крейсере Дальней Разведки. В него входят шеф-пилот, первый астрогатор, бортинженер, координатор экспедиции и руководители исследовательских групп — всего человек десять — двенадцать. И все, что происходит на совете, транслируется по общей сети.
Когда Болл коротко изложил сводку, составленную по собранным докладам, несколько минут все молчали. Первым заговорил Граве, координатор:
— Можем ли мы запустить орбитальные зонды, Толя?
Бонк покачал головой: аккумуляторы зондов заряжались непосредственно перед запуском. То, что Виктор, с которым Бонк летел уже в третий раз, задал такой вопрос, само по себе говорило немало...
— Ясно, — кивнул Граве. — Значит, в нашем распоряжении лишь зона около восьмисот километров в диаметре, доступная вездеходам... Я не уверен, что в ней найдется вода.
В этом никто не был уверен. Ведь они находились на НИС-237-II, как она значится в каталогах Базы, или на Песчанке, как ее называют в обиходе. Песчанка — планета аномальная, потому их и направили сюда. Открыла ее экспедиция «Актеона» тридцать лет назад. По размерам Песчанка не уступает Земле, у нее примерно земная атмосфера, которой можно дышать, даже не опасаясь инфекции, — вся планета словно стерилизована. Солнце этой системы, НИС-237, значительно крупнее и ярче земного. Воздух раскален, и горячие сухие ветры носятся над поверхностью Песчанки, вполне заслужившей это имя, потому что вся ее поверхность — сплошная пустыня: барханы, редкие суглинистые такыры, и снова песок — красный, белый, желтый, черный, песок крупный, мелкий, пылевидный...
Бонк вопросительно посмотрел на Лойковского, главного геолога экспедиции.
— Раз зонд-разведка отпадает, остается только забросить робот-сеть. Но когда мы нащупаем ею воду, нельзя сказать. Тем более что при нашем энергетическом голоде сеть будет довольно редкой: по крайней мере две трети киберов придется держать в резерве, чтоб постепенно заменять ими разрядившиеся.
— А если собрать для них солнечные батареи? — спросил Шрамм, бортинженер «Коннора».
— А потянут?
— Посчитать надо. Думаю, что при здешнем уровне инсоляции — да.
— Но и при этом неизвестно, когда мы найдем воду. Это если априорно решить, что она вообще здесь есть. Ведь вода — соединение довольно редкое.
— Синтезировать ее, пожалуй, проще, чем найти, — сказал кто-то, Бонк не понял, кто именно.
— О синтезе надо забыть. Где мы возьмем для него энергию? — В его голосе прозвучало скрытое раздражение. Оно и понятно: впервые он оказался в ситуации, когда «Коннор», самый мощный и надежный из кораблей, которыми он командовал и которыми располагала База в этом секторе, стал совершенно беспомощным; впервые он на практике узнал, что такое энергетический голод, когда самые простые и естественные решения заранее неосуществимы, потому что требуют затрат энергии, затрат по обычным мерам ничтожных, но сейчас непомерных...
— ...а искать... — это снова Лойковский. — Даже если мы выпустим первую серию разведчиков, а тем временем займемся переоснащением остальных, начать можно будет не сразу. Нужно еще перепрограммировать их на локальную задачу — поиск воды, что снизит итоговые сроки, но само по себе требует времени.
— Сколько? — спросил Бонк.
— Дня три. Не меньше. Самое же главное — пройдет немало времени, прежде чем в памяти разведчиков накопится достаточно материала для обобщений, которые в дальнейшем позволят им отличать перспективные в принципе районы от заведомо бесперспективных. А до тех пор они будут ползать по координатной сетке, брать пробы на каждом узле и...
Все достаточно хорошо представляли стандартную процедуру геологоразведки робот-сетью. Точность и исчерпывающая детальность достигались в ней ценой потери времени, что в обычных условиях вполне допустимо.
— Стоп! — Бонк поднял руку. Лойковский смолк. Граве вопросительно поднял брови, Перигор и Зуйко переглянулись, Шрамм замер, запустив пальцы в шевелюру. — Мне кажется, нужно сменить сам метод нашего мышления. Сейчас мы зашли в тупик, ибо все возможно, но требует времени и энергии, а ни того, ни другого в нашем распоряжении нет. Можно найти еще десяток абстрактных решений, которые опять же будут упираться в проблему энергии, времени или того и другого вместе. Мы привыкли делать все с размахом, мы —в этом я уверен, потому что нахожусь в таком же положении, — даже сейчас представляем себе энергетический голод чисто умозрительно. А воды у нас, между прочим, на неделю...
— Оборотный цикл! — Шрамм резко поднял голову. Все обернулись к нему.
— А вы знаете, как он организуется, Юра? — спросил Бонк. — На кораблях его не делают уже лет триста, и разрабатывать схему придется заново. Через неделю же у нас не будет запаса воды, позволяющего оборотному циклу функционировать... Но подумать об этом стоит. Будем считать это направлением номер один.
— Воздушные колодцы, — подал голос Храмов, атмосферник. — Пленочные лабиринты, конденсирующие влагу.
— Производительность? — поинтересовался Граве.
— При здешней влажности и небольшом суточном перепаде температур — порядка 0,015 грамма в сутки на квадратный метр.
— А пленка? — спросил кто-то, и Бонк снова не понял кто.
— Что-нибудь придумаем, — ответил Граве.
Бонк встал.
— Кто еще?
Молчание.
— Тогда разойдемся. — Бонк взглянул на часы. — Сейчас всем, кроме вахты, спать. Если у кого-то появится идея, сразу же соберемся снова. И главное, старайтесь исходить не из того, что у нас было, а из того, что у нас осталось, что есть сейчас.
— У нас есть наши знания, — сказал Болл. — И бывший «Коннор» есть...
— Это уже кое-что, — закончил Бонк.

Бонка разбудил дверной сигнал. Он встал, включил свет. Вместо привычного яркого люминатора под потолком слабенько зажелтел плафончик аварийной сети.
— Да, — сказал Бонк. — Войдите.
Вошел Юра Тулин, геофизик с Земли, для которого эта экспедиция была первой; он недавно кончил Планетологическую Академию и полгода назад попал на Рион-III.
Бонк предложил ему сесть. Хотелось пить: не столько от жажды, вероятно, сколько от сознания, что надо экономить. Это раздражало. Бонк облизнул сухие губы.
— Что у вас, Юра?
— Есть у меня одна идея, Анатолий Сергеевич...
— Какая?
— ...только я не хочу, чтобы об этом узнали раньше времени. Вполне возможно, что воды здесь нет вовсе; могу не справиться и я. Лучше о моем эксперименте пока не говорить.
— Можно, если нужно, — сказал Бонк. — Но что вы предлагаете?
— Я не предлагаю. Пока я прошу. Дайте мне вездеход (двухместный, он наиболее экономичен), провизию и воду дней на пять, лучше на неделю. Автономности вездехода на это время хватит. Я знаю, что по инструкции одного отпускать нельзя, но... по-моему, это случай крайний, инструкцией не предусмотренный.
— Инструкцией предусмотрены все случаи, Юра. Но что вы задумали?
— До смешного простое, — Тулин прошелся по каюте. — Я понимаю, поверить в это трудно, но попытаться надо, это все-таки шанс... Впрочем, судите сами, Анатолий Сергеевич...
Когда Тулин смолк, Бонк уже знал, что согласится на его предложение; как бы неубедительно все это ни звучало, но в их положении нужно использовать каждый шанс, даже такой ненадежный. Он встал.
— Хорошо. С вами пойдет Болл — одного я вас не пущу.
Тулин кивнул.
— Когда вы хотите отправиться?
— Сейчас, — ответил Тулин. И Бонку понравился его тон — деловой и спокойный.

При виде корабля Бонка всегда наполняло чувство человеческого могущества, создавшего эту громадину, чтобы затем... Но затем была катастрофа, и могучая готическая башня «Коннора», какая-то недомерочная после катапультирования двигателей, производила теперь впечатление жалкое и гнетущее. Маленький двухместный вездеход медленно съехал по грузовому пандусу, лихо развернулся, промчался по песку, поднимая за собой пыльные усы, словно катер, идущий на редане, снова повернул (это Болл пробовал машину) и наконец медленно взобрался на вершину бархана, где стоял Бонк.
За пределами голубого конуса, бросаемого прожектором над шлюз-камерой, была чернота, в которой терялась граница между черными песками и черным, малозвездным небом. Люди стояли как раз на грани света и тьмы.
— Ну, добро, — сказал Бонк. — Очень хочу верить, что у вас получится, Юра (ему действительно очень этого хотелось). Связь через каждые шесть часов по корабельному. — Последнее относилось уже к Боллу. Тот кивнул. Тулин улыбнулся и подмигнул командиру. Затем отступил к машине. В светлом обтягивающем костюме из холодящей крептотитовой ткани тонкая фигура его казалась какой-то воздушной, словно на этом месте просто уплотнился голубоватый свет прожектора.
Чмокнули, закрываясь, дверцы, машина тронулась, рывком набрала ход и мгновенно исчезла; вздымающийся за ней пыльный хвост поглощал неяркий свет рубиновых кормовых огоньков.
Бонк вернулся к кораблю. Даже ночью здесь было жарко, очень жарко, потому что песок отдавал накопленное за день тепло, а ровный и довольно сильный ветер, песчинками скрипевший на зубах, не приносил даже подобия прохлады.

— Что ты задумал, Юра?
— Увидишь, — Тулин колдовал над картой, полученной на основе аэроснимков «Актеона» тридцатилетней давности. — Вот, — он протянул карту Боллу. Тот посмотрел: по ровному желтому полю змеилась сложная спираль. — Это наш маршрут.
— А дальше что?
— Увидишь. — Боллу показалось, что Тулин словно стесняется чего-то. Он замолчал.
— Стой, — сказал Тулин примерно через час. — Начнем здесь. — Он открыл дверцу, и в машину хлынул жаркий сухой воздух. Болла сразу бросило в пот. Он смотрел, как Тулин, раскрыв длинный цилиндрический футляр разрядника, извлек оттуда тонкую и гибкую ветку длиной около метра и толщиной чуть больше сантиметра у комля.
— Ага, — сказал Тулин, отвечая на вопросительный взгляд Болла. — В парке срезал. — Он имел в виду корабельный парк. — Перед самым отъездом. Да ничего, отрастет...
Болл растерянно кивнул. Тулин шагнул наружу. Потом вдруг остановился, скинул ботинки и бросил их в машину.
— Так, пожалуй, будет лучше. Чище контакт.
— С ума сошел! — ахнул Болл.

— Ничего, — улыбнулся тот, — в академии мы по углям бегали, было дело. Не беспокойся.
...Тулин шел впереди, шел медленно, держа в вытянутых руках свой ореховый прутик. А сзади так же медленно, выдерживая дистанцию в сотню метров, полз вездеход.
Вставало и садилась солнце — день здесь был значительно короче земного. Через каждые шесть часов Болл вызывал корабль. Бонк принимал доклад, потом рассказывал о новостях. Велин связался с Базой, и спасатель к ним идет с Тенджаба-ХП, так что его можно ожидать месяца через четыре. Воздушные колодцы дали первые литры воды, однако их производительности явно не хватит — подспорье, но не больше того. А вот оборотный цикл Шрамму пока еще не удалось наладить. «А как там Тулин?» — «Нормально». На этом сеанс кончался. И Болл снова вел машину, следя за тонкой фигуркой, в светлом костюме кажущейся обнаженной. Изредка Тулин останавливался, и тогда Болл догонял его. Они наскоро перекусывали, запивая еду несколькими скупыми глотками подсоленной воды. С каждым разом ее оставалось все меньше...
Боллу, сидящему в машине с кондиционированным воздухом, было мучительно стыдно перед Тулиным, шедшим босиком по раскаленной пустыне. Ветер насек ему песком лицо; потемневшая, потрескавшаяся и ссохшаяся кожа поросла жесткой, темной щетиной. Они находились в маршруте уже четверо суток. Голова у Бота была тяжелой, как это всегда бывает, когда несколько ночей заглушаешь потребность в сне таблетками тониака. Он сунул руку в нагрудный карман, чтобы достать очередную таблетку, как вдруг увидел, что Тулин упал на песок. Рука опустилась сама, рывок — машина буквально одним прыжком преодолела разделявшие их полсотни метров и замерла. Болл выскочил наружу. «Тепловой удар, — решил он еще по дороге. — Доигрались...»
Тулин был в сознании. Он лежал на песке, и его била крупная дрожь. Рука со вздувшимися, затвердевшими буграми мышц все еще сжимала ореховый прут. А из глаз... — Болл не поверил себе, он не мог даже представить такого, — из глаз текли крупные слезы.
— Все, — чуть слышно прошептал Тулин. — Вызови Бонка, Роб. Нужна буровая. Вода глубоко, но есть. Вызови Бонка, Роб...
Какую-то секунду Болл колебался. Потом поднял Тулина и на руках отнес в машину, уложил на заднем сиденье. Пока он вызывал корабль, Тулин уснул, разметавшись и приоткрыв рот.
— Юре плохо, — сказал Болл, услышав голос Бонка. — На тепловой удар не похоже, но плохо. Бредит. Уверен, что нашел воду. И просит вас немедленно прислать буровую...
— Дайте пеленг, — приказал Бонк. — И ждите. — Он отключился.
Караван пришел через шесть часов: геотанк с буровой установкой, тягач, буксировавший волокуши с цистерной, в которой Болл узнал резервуар с разведбота, и вездеход — большая двенадцатиместная машина, откуда первыми выскочили Бонк и Лео Стайн, корабельный врач. Потом Болл уже ничего не помнил: он уснул.
Его не разбудили ни скрежет буровой установки, ни рев двигателей, ни вой пронесшейся над ними, к счастью короткой, песчаной бури... Его разбудил запах. Запах воды. Воды, фонтаном бившей из скважины, воды, невероятным, фантастическим, многометровым грохочущим цветком взметнувшейся над пустыней...

Управляемый автомедонтом вездеход шел зигзагами, лавируя между барханами и лишь на такырах выходя на прямую. Удлинение пути избавляло пассажиров от изнуряющей качки, когда приходилось пересекать песчаные гряды. По временам Болл бросал взгляд на экран заднего обзора — туда, где тащился тягач с резервуаром на буксире. На том жe он поймал и остальных. В салоне было тихо: Бонк разговаривал с кораблем. Но вот он произнес традиционное «конец» и убрал руку с панели телерада. Тотчас прерванный очередным сеансом связи разговор возобновился.
— В свое время я читал об этом, но, должен признаться, был уверен, что лозоискатели — столь же мифические персонажи, как всякие кикиморы и лешие. — Лойковский говорил негромко, опустив глаза на камешек, который вертел в пальцах.
— Естественно, — откликнулся Тулин, — и я не верил. Пока однажды, еще в академии, одному из нас в Центральном Информарии Земляндии не попались на глаза отчеты группы голландских ученых, которые в XX веке по специальному заданию Организации Объединенных Наций изучали способ лозоискания. Правда, они только подтвердили, что отдельные люди способны обнаруживать таким образом различные ископаемые, но никакой объясняющей эту способность версии выдвинуть не смогли. А потом, с развитием техники геологоразведки, интерес к лозоисканию иссяк сам собой. Ну, мы заинтересовались. Собрали группу, сами поэкспериментировали.
— И..? — Лойковский вскинул глаза на геофизика.
— Мы пробовали работать с ореховой ветвью, с ивовой, с вращающейся металлической рамкой и с обыкновенной пружиной. У одних — получалось, у других — нет. И лучше всего — с веткой, предпочтительно ореховой.
— Ну, это объяснимо, — подал голос Стайн. — Живое дерево обладает биоэлектрическим потенциалом, взаимодействующим с потенциалом человека. Но чем такое объяснение поможет?
— Вероятно, поможет, — сказал Граве. — Но пока вы, Юра, говорили только о технике эксперимента. А теория? Какие-нибудь гипотезы у вашей группы возникли?
— Как же иначе? Правда, это относится не столько к геологии, сколько к биологии...
— Подробнее, Юра, — попросил Стайн.
— В широком смысле — это один из аспектов взаимоотношений человека со средой, которую он воспринимает, я бы сказал, очень выборочно: видим мы в узком диапазоне от инфракрасного до ультрафиолета, слышим от инфра- до ультразвука и так далее. Конечно, все эти недостатки мы восполняем техникой — ноктовизорами, радарами, сонарами и иже с ними. Только не слишком ли мы ими увлеклись? Человек намного сложнее, богаче возможностями, чем нам порой кажется. Так мы считаем в порядке вещей, что настоящим поэтом может быть один на миллион, потому что для этого нужен талант, гений, вдохновение, а геологоразведка — дело обыденное. Оно требует лишь знаний и умения обращайся с техникой. Так ли? Пожалуй, нет. И лозоискатели — лучшее тому подтверждение. Это еще один, пока неизвестный нам, канал связи человека со средой. И, как и поэтический дар, это умение свойственно не всем. Я вижу два пути: развивать его у всех или же построить прибор, которым сможет пользоваться каждый.
— Что, безусловно, удобнее, — заметил Лойковский.
— И вероятнее всего, так и будет. — Бонк говорил медленно и раздумчиво. — Вероятнее всего. Потому что, будь у нас прибор, мы сделали бы еще один, еще десять и нашли бы воду гораздо быстрее. С прибором смог бы работать после некоторой тренировки даже я. А ведь вас, Юра, могло среди нас и не оказаться... Так что проблему эту мы обязательно поставим перед Исследовательским отделом, как только вернемся на Базу.
— Тем более что решение ее — решение будущего Песчанки, — добавил Лойковский.
— А может быть, и больше, — Болл впервые вмешался в разговор. — Есть слишком много знаний, которые мы утратили, увлекшись техникой. Лозоискание — частность. Вспомните: проблему анабиоза помогла решить древняя йога... Но и это частность. А за ними — новая наука. Хомотехнология, что ли?..
— Сдается мне, этой идеей заинтересуется не только Совет Базы, но и Совет Миров, — протянул Граве. — Это здорово задумано, Роберт... С размахом.

Спасатель прибыл на сто девятнадцатые сутки. Его огромное тело медленно, беззвучно и странно легко опустилось на песок в полукилометре от «Коннора». Бонк смотрел на громаду этого живого корабля, и где-то там, внутри, поднималось ликующее чувство от сознания мощи человечества, сумевшего построить, поднять в космос и перебросить через десятки парсеков эту махину в сотни тысяч тонн...
Но на фоне корабля Бонк почему-то все время видел совсем другое — тоненькую человеческую фигурку с ореховым прутиком в вытянутых руках, медленно бредущую через раскаленную пустыню.

Об авторе
БАЛАБУХА АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Родился в 1947 году в Ленинграде. По образованию топограф, работает инженером-проектировщиком в проектно-конструкторском бюро в Ленинграде. Автор ряда статей и рецензий в периодической печати на темы научной фантастики. Им опубликовано также свыше десяти фантастических рассказов в различных сборниках и альманахах. В нашем ежегоднике выступает второй раз. В настоящее время работает над научно-фантастической повестью и новыми рассказами.

На суше и на море. Повести. Рассказы. Очерки. Статьи. Ред. коллегия: С. И. Ларин (сост.) и др.— М., «Мысль», 1974. С. 332 — 341.