Сознание постепенно возвращалось. Мысли были четкими и короткими, как приказы перфокарты. Но Ангрен был еще
глух, слеп и нем. Обоняние и осязание тоже отсутствовали — верный признак прошедшего анабиозного состояния.
Мучительная дрожь пробежала по векам: восстанавливалось зрение. Из хаоса движущихся бликов возникли очертания
центрального пульта с экраном сферического обзора, вернее то, что от него осталось. Какая-то неведомая сила
превратила все окружности в вытянутые эллипсы. На приборах был странный фиолетовый налет. «Глаза еще плохо
видят, искажают реальность», — подумал Ангрен, и вдруг из глубин сознания выплыли строки из отчета Четвертой
Звездной экспедиции; «...в районе третьего сектора Змееносца обнаружен мертвый корабль старинной конструкции с
фиолетовым налетом на всех предметах...» Мертвый звездолет. А они живы.
Живы ли? Может быть, сейчас в корабле гулко стучит лишь сердце командора экспедиции. Одно живое сердце на
десятки парсек холодной, безмолвной пустоты...
Неясная тень шевельнулась слева. Пилот-дублер Вартоно. Искаженное болью лицо. Он еще ничего не видит, шарит
вокруг себя руками.
...Корабль возвращался к жизни. Держась ослабевшими руками за стены, люди собирались в главный отсек. Шесть...
восемь... тринадцать... Где еще четверо? Вошел Верон, копна его волос смутно белела в полумраке. Он прислонился
к двери, подняв руки вверх в знак траура.
— Терм, Окта и Шонк не проснулись, — тихо сказал он. — Я остался один.
Тяжелое молчание длилось положенную минуту.
Да, Верон, человек первого поколения! Твои немногие старые друзья, те, с кем начинал ты этот бесконечный путь,
не перенесли страшного и непонятного забытья.
Осмотр корабля позволил определить лишь масштабы катастрофы, но не ее причины. Положение было отчаянным, если не
безнадежным. Полностью иссякли все резервуары энергии. Гравитационная смесь, находившаяся в дюзовых камерах
главного рефлектора, превратилась в неизвестное вещество с сильнейшей мю-ноль
активностью
1
. Изменилась даже форма фотонного звездолета: какая-то исполинская сила остановила его субсветовой бег и,
подержав неведомое время в своей власти, отпустила, обрекая теперь на долгие годы умирания.
Обследовав основные узлы корабля, люди снова собрались.
— Друзья мои, — голос командора был непривычно тих, — положение очень тяжелое. Но нас четырнадцать, и мы должны
бороться, пока остается хоть один шанс. Через час мы обсудим дальнейшую судьбу экспедиции, которую пять лет
готовили лучшие ученые и инженеры нашей планеты. А сейчас пусть каждый взвесит все и примет разумное решение.
Экипаж фотонного звездолета «Дина» привык к вечной ночи окружающего пространства. Маршрут корабля проходил вдали
от Великих Звездных Дорог. Но сейчас и в главном отсеке, обычно залитом светом, был полумрак. Фосфоресцирующие
шкалы приборов тускло светились в темноте, словно непонятная катастрофа притушила процессы в атомах. Ангрен
молча сидел в кресле пилота первой готовности.
Шестнадцать лет прошло с тех пор, когда, отправив в бесконечное пространство капсулу с останками первого
командора Девятой Звездной, экипаж доверил судьбу экспедиции Ангрену — человеку, родившемуся в корабле,
звездолетчику второго поколения. Этим было положено начало передаче важнейших обязанностей на «Дине» детям тех,
кто девяносто два года назад в последний раз видел удаляющуюся родную планету в лучах Солнца. Это была первая
экспедиция Свободного Поиска. Ее цели заключались в осуществлении контактов с зоной жизни в шаровом скоплении
Гиады и накоплении экспериментальных данных, могущих подтвердить взаимодействие Единого Поля с не
расшифрованными до сих пор циклами межгалактического вакуума. В отличие от предыдущих экспедиций сроки Девятой
Звездной должны были определять ее руководители в зависимости от конкретных условий и полученных результатов.
Шли годы. В стремительно несущемся корабле жизнь текла своим чередом. Постепенно появилось второе поколение
звездолетчиков. Эти люди родились не под голубым небом родной планеты, а в крошечном мирке среди бесконечного
пространства. И только порой имена, которые давали детям их родители, напоминали названия полузабытых уголков
исчезнувшей в безмерной дали планеты.
Лучшие приборы и могучая защита — творение ученых Земли — охраняли корабль в его невероятно долгом пути. И все
же не раз стиснув зубы, командор мучительно искал выхода, когда красными огнями опасности вспыхивали пульты
центрального электронного мозга и прогнозатора. Экипаж верил своему русоголовому, не по годам опытному
руководителю. Здесь, в самой дальней разведке, когда-либо предпринимавшейся земной цивилизацией, окруженные
неведомым враждебным пространством, люди составляли как бы единый, готовый ко всяким случайностям организм.
Каждый должен был всегда знать правду, как бы страшна она ни была...
Ангрен тяжело вздохнул и закрыл глаза. Он нарушил закон сверхдальних экспедиций, утаив от экипажа самый страшный
факт. Проверка эталонных ядерных часов показала, что с момента катастрофы прошло шестьсот зависимых
лет!
2
А сколько лет прошло на Земле? Никто не знает, с какой скоростью двигался звездолет после катастрофы. Если с
субсветовой, то тысячи лет разделяют теперь родную планету и ее сынов, брошенных волей человечества в
бесконечные дали пространства. И все же он прав, не сообщив об этом экипажу. Можно ли сейчас верить даже
предельно точным ядерным часам? Ведь не ясно, как шли все процессы и даже сам атомный распад от того момента,
когда появился в глазах красный зигзаг, до мучительного пробуждения...
Люди были в сборе. В тяжелом молчании прозвучали первые слова Ангрена.
— Звездолетчики Девятой экспедиции Открытого Космоса! В районе Второй Галактической Спиральной Ветви в
девятнадцати парсеках от плазменного маяка Инкур 16 — Х — Ц7 звездолет «Дина» попал в катастрофу, причины
которой выходят за пределы знаний человечества к моменту последней связи с Землей. Катастрофа произошла в период
первой готовности к
инграции
3
. Автоматы Пробуждения, по-видимому, были выведены из строя мгновенно. Время пребывания экипажа в состоянии
анабиоза не определено. Жизнеспособность звездолета сейчас — около пятнадцати сотых, цель экспедиции — планетные
системы центра звездного скопления Гиады — утеряна. Аккумулирование энергии в масштабах, необходимых для питания
центрального электронного мозга и прогнозатора, может быть осуществлено не раньше чем через пять зависимых
месяцев. Ячейки Главной Памяти заполнены лишь на одну десятую информацией, представляющей ценность для Земли. Из
всех агрегатов автономно работают лишь ядерные часы и биологическая настройка
ритмов
4
. Я прошу экипаж, соблюдая очередность, высказать соображения о нашей дальнейшей работе и жизни. По
установленному правилу настройка ритмов на волну «научная смелость, разум, риск» будет произведена после первого
обмена мнениями.
Первое слово должно было принадлежать пилоту-дублеру. Но Вартоно медлил. От его обычной решительности, казалось,
не осталось и следа.
— Мы должны, — наконец сказал он, — вести корабль обратно к Земле. Эта катастрофа не случайна. Вспомните
старинный звездолет «Керн», найденный в двух парсеках от альфы Змееносца. У него также была деформация
сферических конструкций и фиолетовый налет внутри. Вернувшись на Землю, мы поможем разгадать причину
катастроф...
— Ваше слово, Юнг.
— По-видимому, Вартоно прав, — тихо, словно стыдясь своего решения, отозвался тот.
— Вы, Айвин?
— Я согласен с Вартоно...
Ангрен понял, что еще немного — и свершится непоправимое... Горький комок застрял в горле. Сейчас будет принято
единственно разумное, но трусливое решение — отступать. Спасая крупицы знания, отступать через холодную вечность
к незнакомой им родной планете, которую еще предстоит найти в этом невероятно изменившемся мире. Почти
машинально он нашел тумблер управления биоритмами, но не почувствовал знакомого, подсознательного импульса
настройки в резонанс. Непонятное беспокойство проникло в мозг. Тускло и неровно замерцали лампочки-индикаторы
биотоков экипажа, образующие кольцо над центром зала. Их пульсирующий свет отразил смятение умов. Ангрен
почувствовал, как в нем назревает какой-то протест, не подчиняющийся логике и разуму.
— Ваше слово, Урал.
— Мы, люди Земли, должны вернуть ей хотя бы эти десять процентов заполненных ячеек Главной Памяти. Это лучше чем
ничего... Мы, люди Земли, не должны забывать...
— Вы не люди Земли! — прервал выступавшего громкий голос Верона. — Вы все не люди Земли. Вы второе поколение.
Никто из вас не дышал ее воздухом. Ваша жизнь прошла в далеком и опасном пути, и человечество, пославшее «Дину»,
даже не знает ваших имен. Пятый пункт Устава Звездных Трасс гласит: «...если на корабле остается меньше четырех
человек экипажа, то дальнейшая цель экспедиции определяется конкретными условиями...» Здесь я один землянин.
Только один! Сейчас решается судьба экспедиции. Что вы принесете на планету, которую называете своей родиной?
Жалкие крохи знаний о межзвездной плазме? Проблески идей о материализации нейтрино? Фиолетовый налет и эллипсы
как след непонятой катастрофы?.. Это не оправдает и сотой доли труда, затраченного на нашу экспедицию...
Ангрен не смотрел на лицо говорившего. Он видел, как одна из лампочек начала светлеть. Она разгоралась ярче и
ярче, как новые звезды, что появлялись изредка в былые годы на экранах сферического обзора.
— Командор, сбита шкала настройки ритмов, — раздался голос Вартоно.
Это Ангрен понял секунду назад. Теперь он вспомнил это чувство, однажды испытанное им на уроке истории для детей
звездолетчиков первого поколения. То был ритм далекой древности — эпохи Великих Восстаний... Одно движение ручки
— и верньер застыл на делении Спокойствия и Всестороннего Анализа. В то же мгновение резкий толчок отбросил
Ангрена в сторону. Массивная фигура биопсихолога встала рядом. Одним движением ручка была возвращена на прежнее
деление шкалы.
— Командор, спасение сейчас в настройке на Ритм Древних героев. Наша воля надломлена катастрофой. Ведь никто не
знает, какое влияние она оказала на мозг и психику экипажа.
У нее осталась мудрость, но мудрость — оружие сильных, а мы сейчас бесконечно слабы перед темным пространством.
Наша звезда — отвага, которая множится Ритмом Революций...
Мрак уже не был так густ. Мерцание ячеек биотоков выровнялось, в полутьме проступили бледные лица. Глаза
космонавтов блестели, отражая мерцающие вверху огоньки.
— Звездолетчики второго поколения! — Теперь голос командора был ясен и крепок. — Отцы и матери сумели воспитать
нас истинными сынами Земли. Ритм древних только поможет нам сделать выбор; главное же — это наша мысль, которая
живет и будет жить в этом мертвом пока корабле. Я предлагаю принять решение поднятием рук, как это делал экипаж
первого поколения. Итак, кто за отказ от возвращения сразу же после ликвидации последствий катастрофы? Кто за
полет к новым мирам?
Ангрен медленно поднял руку. В напряженном молчании за его рукой поднялись еще две... три... пять. Затем после
паузы — еще три и еще одна... Девять молча смотрели на пятерых колеблющихся. И их руки, дрогнув, потянулись
вверх.
Через сто восемьдесят часов накопленная энергия, сконцентрированная в главном инверторе, позволила на две минуты
включить экран ближнего обзора с одновременной работой комплекса Внешних Связей корабля. Полученные результаты
не смог до конца расшифровать даже Центральный Электронный Мозг. Какой-то невероятный процесс происходил в
окружающем пространстве. Приборы то показывали вакуум, высокий даже для межзвездной среды, то вдруг плотность
материи подскакивала до громадной величины. Корабль на миллиардные доли секунды как бы попадал в недра
сверхплотных звезд. Но эти данные были физически бессмысленны, ибо в таких условиях звездолет мгновенно
превратился бы в мезонное облако. Решили выждать еще некоторое время — период, чтобы аккумулировать энергию хотя
бы до уровня неприкосновенного резерва.
Только через пять месяцев напряженной работы они смогли выйти на поверхность корабля. Ангрен и ждал и страшился этого момента. Кто знает, какие повреждения, ускользнувшие от телевизионного глаза, найдут они в главном рефлекторе — фотонном сердце «Дины».
Черная мгла встретила их за бортом звездолета. Это была не бездонная чернота космоса с мириадами светлых точек.
Не регистрируемый приборами туман заполнял пространство, скрывая звезды. Голубоватые огоньки нагрудных фонарей
приближались к корме корабля. Вот и край исполинской чаши рефлектора. Во мглу уходила гладкая, чуть вогнутая
поверхность. Когда-то адские вихри энергии, порождаемые в аннигиляционных камерах, со скоростью восьми десятых
абсолютной уносились отсюда, отдавая невероятно мощный импульс летящему сквозь пространство и время кораблю.
Жестом Ангрен остановил людей. Затем осторожно оттолкнулся и, связанный с кораблем лишь тонким тросиком, поплыл
над чашей рефлектора. Ничто не нарушало спокойного и медленного парения. Через две-три минуты он окажется в
фокусе чаши и слабеньким лучом ручного локатора начнет исследовать среднее кольцо дюз.
Странные искры появились впереди во мраке. Вот первый ряд дюз. Привычные очертания не изменились. Сейчас
покажется знакомая спираль. Ослепительная точка вспыхнула внизу. Страшный удар в ноги заставил кровь отхлынуть
от головы. Через несколько мгновений поверхность рефлектора скрылась из глаз.
Теперь между Ангреном и кораблем оставалась лишь бесплотная нить радиолуча. Эта нить могла донести полные
тревоги голоса людей, стоявших на борту звездолета. Удар не был смертелен — ускорение в пятнадцать — двадцать
земных единиц привычно для космонавта. Но каждую секунду Ангрена относило на десятки метров от парализованного
космического корабля. Выдержит ли тросик рывок, когда его трехкилометровая лента, туго свитая в заплечном ролике
Ангрена, превратится в натянутую струну?
Постепенно тревожные голоса, звучавшие в наушниках, смолкли. В этом непонятном мире, где очутился корабль, даже
радиоволны оказались бессильными преодолеть несколько сот метров.
Наступила абсолютная тишина.
Экипажи кораблей Открытого Космоса хорошо знали и даже умели ценить тишину. Она была единственным собеседником
долгих вахт, когда друзья находились в анабиозных ваннах, или в годы дозорной службы на борту Маяков
Встречи
5
у звездных трасс Галактики. Тишина могла означать и жизнь, и смерть, ибо незрима граница между живым и мертвым
на пороге квантового предела, когда почти три сотни тысяч километров пространства остаются позади с каждой
секундой, а в палящем огне мезонной защиты едва успевают исчезнуть встречные частицы материи.
Если не выдержит тросик, то для Ангрена эта тишина будет означать смерть, мучительную гибель от удушья. Но не о
смерти думал Ангрен. В эти минуты командор Девятой Звездной думал только о судьбе экспедиции. Звездолет будет
жить, он сохранил способность к фотонным импульсам! Ничтожный световой толчок, полученный Ангреном, означает,
что осталось главное — настройка в резонанс аннигиляционной и дюзовых камер. Все остальные повреждения можно
будет исправить силами экипажа...
Внезапно Ангрен уловил в окружающей мгле какое-то движение. За спиной появились голубые блики. Еще несколько
мгновений — и мгла расступилась. Впервые в жизни Ангрен ощутил страх свободного падения. Гигантский, залитый
огнями город, какие он видел в фильмах о Земле, простирался под ним. Из мрака выступали сверкающие нити улиц,
голубые пятна площадей, редкие огоньки окраин. Ангрен неудержимо падал на город. Огромный полуостров
ослепительного света медленно поворачивался под его ногами. Несколько мгновений понадобилось космонавту, чтобы
прийти в себя. Теперь он понял, куда забросила «Дину» катастрофа, и сердце сжалось от тревоги за корабль,
оказавшийся в немыслимых космических далях. Впервые человек Земли смотрел на Великий Остров Жизни — Галактику,
смотрел, вознесенный над ее спиральными ветвями на сотни, а может быть тысячи, световых лет.
Страшный рывок застлал на несколько мгновений глаза Ангрена серой пеленой. Но боль прошла: тросик выдержал
испытание, сохранив ему жизнь. Сияющий голубой город снова исчезал во мгле. Ангрен двигался теперь по
направлению к кораблю.
Прошел год. «Дина» по-прежнему мертвым куском металла висела в пространстве. Но за покрытыми фиолетовым налетом
бортами бился пульс напряженной жизни. Корабль готовился к самому страшному испытанию — пробной инграции.
Главный отсек был ярко освещен. Молча рассаживались люди.
— Друзья, я поздравляю вас с победой над смертью, — сказал Ангрен. — Корабль обладает запасами энергии,
достаточными для двух инграций. Полностью восстановлена система Дальней Защиты. Анализ комплекса явлений
ближнего порядка дал результаты исключительной важности. «Дина» находится в окрестностях одной из так называемых
особых точек внегалактического пространства. Первые теоретические работы, посвященные физике этих областей,
появились незадолго до отправки Девятой Звездной. В особых точках пространства, по-видимому, происходит
аккумуляция энергии, теряемой Галактикой во всех реакциях с участием нейтрино. Данная область ничтожно мала и
простирается на полтора-два световых месяца. В центре ее находится материальное образование неизвестной природы
без ярко выраженного ядра. Одна из гигантских внегалактических структур подобного типа под названием Объекта
Мейолла известна людям со времен планетарных полетов. Сейчас за пределами корабля регистрируется ряд процессов,
идущих с понижением энтропии. В чудовищном динамическом равновесии могут вырабатываться еще не известные нам
виды энергии и поля гигантской напряженности. Волею трагического случая звездолет попал в область пространства,
исследование которой является одной из главных задач Девятой Звездной экспедиции.
Через несколько дней мы начинаем решающее испытание корабля — инграцию. От имени Совета звездолета я предлагаю
направить ее в центр Объекта Мейолла. В случае удачи мы получим бесценные сведения, и это даст нам право
вернуться назад.
Предложение было единодушно принято. Выступление Ангрена лишь подводило итог прошедшей дискуссии.
— Момент максимальной опасности, — продолжал Ангрен, — не поддающийся учету прогноза дюзовых камер, наступает
при входе во вторую стадию инграции. Мы не знаем, как перенесет эту стадию «Дина» после катастрофы. По Законам
Открытого Космоса ни один человек не имеет права находиться в это время вне анабиозных ванн и шарового биополя.
В данном случае приходится изменить этот закон, я беру на себя всю ответственность за это.
Законы Открытого Космоса были основой жизни звездолетчиков. Но специальным решением Совета Дальнего Поиска
командор Девятой Звездной был наделен неограниченными полномочиями. Крон-Ю, первый командор экипажа, только один
раз изменил Закон, в одиночку отправившись на ракетоплане в атмосферу Геллы навстречу ее загадочным сигналам.
Это решение спасло жизнь двум членам экипажа, которые должны были лететь вместе с ним...
— Я знаю, — голос Ангрена был суров, — что такое решение равносильно опыту с участием человека при вероятности
благоприятного исхода менее пятидесяти процентов. Поэтому... — он на секунду остановился и быстро, словно боясь,
что ему не разрешат досказать, закончил: — Поэтому я сам введу корабль в инграцию.
Массивная фигура командора напряглась, как бы ожидая сопротивления.
— Нет, Ангрен, — спокойно сказал Юнг. — История не должна повториться. Первое поколение потеряло командора
только потому, что он не хотел рисковать жизнью других. И теперь мы знаем, что значит для экипажа лишиться
самого опытного. Мы не можем допустить этого. Экипаж сам решит, кто пойдет на риск. Со своей стороны я прошу
доверить это мне. Я не очень хорошо разбираюсь в цикле приборов второй готовности, но моя роль здесь будет
невелика.
— Отключить камеру смеси от плазменного катализатора в случае опасности для корабля сумеет каждый, — послышался
голос Айвина. — Я прошу доверия у экипажа.
Слово взял Верон. Все умолкли: старик не только пользовался большим авторитетом, но и был как бы нитью,
связывавшей экипаж с невообразимо далекой Землей.
— В минуту смертельной опасности должны действовать те, кто могут успеть что-то сделать, независимо от того,
какие последствия вызовет их возможная гибель. И это правильно. Но сейчас мы должны сделать разумный выбор. Нас
четырнадцать. Каждый из нас — это семь процентов коллективного опыта, знаний, навыков. Сейчас жизнь каждого
принадлежит коллективу. Поэтому нельзя допустить, чтобы в кресле последней готовности остался самый нужный
экспедиции человек — Ангрен.
По этой же причине в последний, поддающийся еще контролю человека момент у экрана сферического обзора должен
находиться Верон.
Все невольно вздрогнули: никогда еще звездолетчики не говорили о себе в третьем лице. Но никто не произнес ни
слова.
— Он очень стар, — продолжал Верон, — и вряд ли перенесет инграцию, которая после аварии корабля может оказаться
особенно тяжелой. Даже если все окончится благополучно, он плохой помощник в напряженнейшей работе, которой
придется заниматься вблизи ядра Объекта Мейолла. Верон завершает свой жизненный путь. Он родился на Земле. В
случае удачи у вас, второго поколения, еще останется немного шансов увидеть нашу прекрасную планету. Верон не
хочет никого из вас лишать этой радости...
Прошло всего двенадцать минут зависимого времени с того момента, когда биополе взяло под свою незримую защиту
экипаж «Дины». Верон был первым человеком, когда-либо остававшимся в живых после сигнала второй готовности.
Странная дрожь сотрясала корабль. В сочетании с абсолютной тишиной она действовала особенно устрашающе. Мозг
Верона был готов в любой момент послать блокинг-системе импульс на выключение плазменного катализатора. Прошло
еще шесть напряженных минут. Внезапно красные аварийные огни обозначили на пульте контур третьего кольца дюз.
Адский вихрь аннигилирующей материи выходил там из-под контроля. Еще миг — и коэффициент поглощения этой части
рефлектора станет выше одной миллиардной, брызги испарившегося металла превратятся в центры общего разрушения
корабля. Но биоимпульс Верона вывел из реакции третье кольцо. На бледном лице сидящего появилась улыбка.
Время отступало, уносясь в бесконечность со струями электромагнитных квантов. И снова тишина. Человек наедине со
множеством немигающих глаз приборов... Вахта идет к концу. Сейчас он выключит все ограничители и пойдет к своему
месту в ячейке биополя. Когда наступит третья готовность, на корабле не должно быть живых существ.
Вот и финал рискованного опыта. Организм человека вынес восемь десятых квантового предела. Еще один шаг в
познании природы.
...Фиолетовый туман выползает из ниш задней стены отсека. Он скрывает двери, ведущие к анабиозным ваннам экипажа, и. словно борясь с невидимым противником, начинает двигаться вперед. На какое-то мгновение средняя часть фиолетовой завесы замирает, края загибаются. Теперь перед Вероном полусфера, медленно двигающаяся к креслу пилота первой готовности.
Звездолетчики привыкли иметь дело с безжалостными силами природы. Но они всегда встречали опасность вместе.
Теперь Верон был один. Он сделал три шага и погрузил руку в фиолетовый туман. Чувствительность пальцев исчезла
мгновенно, кисти — через несколько секунд. Выдернув руку из тумана, Верон оглядел ее. Никаких повреждений, но
пульса нет до локтя. Теперь он медленно отступал к пульту управления. Световые табло говорили, что позади завесы
нормальное биополе. Непонятная авария? Или же долгие годы инграции фиолетовый призрак безраздельно царит в
омертвевшем остове корабля?
Допплеровский индикатор
скорости
6
зашел за черту «девять десятых». Стиснувший зубы седой человек отступает к последнему рубежу — экрану
сферического обзора. Поняв, что выхода нет, человек отвернулся от смертельной завесы и включил экран.
Прожив жизнь в космическом пространстве, он хотел видеть его и в последние минуты. Впереди был путь,
обезвреженный Дальней Защитой. Корабль выходил из области, где произошла катастрофа. Далекий остров Галактики и
туманные блики газовых скоплений медленно сдвигались к переднему сектору экрана, неуклонно изменяя свои оттенки
в сторону фиолетовой части спектра.
В немыслимой скорости движения менялась метрика пространства. Глаза человека впервые видели это страшное и
великое превращение. Один за другим отключались приборы. Корабль входил в неконтролируемую фазу полета. В
надвигавшейся сзади завесе возникла белая спираль. Нестерпимый холод мгновенно сковал спину, леденя мозг, путая
мысли. Останавливалось время. Гасли, переходя в ультрафиолет, светлые пятна иных миров. Последние из них все
больше стягивались к незримой точке, куда держал свой курс воскресший
звездолет
7
. А в сверкающих чашах дюз бушевали миллионы градусов. Но ни один из них не мог прийти на помощь тому, у кого
впереди была вечность, а позади один метр еще свободного пространства. Наконец, весь свет Вселенной
сосредоточился в единственной точке в центре экрана...
...Когда капсула с пеплом последнего уроженца Земли была отправлена в пространство, а его изображение постепенно
исчезло с траурного экрана, Ангрен сказал:
— Со смертью Верона окончился жизненный путь последнего из тех, кто девяносто три зависимых года назад начал
этот Дальний Поиск. Первое поколение звездолетчиков «Дины» — наши отцы и матери передали эстафету нам. Верон
совершил двойной подвиг. Он спас корабль, своевременно выведя из реакции третье кольцо дюз, и в последние минуты
жизни оставил в блоке экстренной информации бесценные сведения. Анализ их главным электронным мозгом уже дал
важные результаты. Инграция окончена, мы в непосредственной близости от центра Объекта Мейолла...
Никогда еще жажда творческого труда, поисков, надежд и открытий не была столь полно утолена, как в эти несколько
месяцев, когда корабль находился возле космического «паука энергии». По незримой паутине нейтринных полей
неслись к этой области пространства неисчислимые мириады нейтрино. Здесь бесследно исчезала приносимая ими
энергия. Несмотря на гигантскую плотность потока, ни один прибор не регистрировал какого-либо взаимодействия
нейтрино с материей. Но странные сопутствующие реакции стали проявляться уже через несколько недель после начала
Большой Научной Вахты.
Внезапно перестали фосфоресцировать шкалы приборов. Сначала это воспринялось как большое неудобство, но
постепенно к нему привыкли.
На этот раз с двадцати четырех часов руководство Научной Вахтой приняли Ангрен и Вартоно. Непрерывно получая
информацию со всех систем Внешней Связи, они распределяли ее в зависимости от важности по ячейкам Главной
Памяти. Трое операторов переносили данные в перфокарты и передавали на вход гигантского агрегата.
Через несколько часов положение стало особенно напряженным. Казалось, сама природа начала мстить кораблю,
вторгнувшемуся в одну из ее неприступных твердынь. Резко ухудшилась радиосвязь с группой, обслуживающей выносной
индикатор встречных полей. Неожиданно вспыхнули шкалы приборов, заставив всех вздрогнуть. После долгого перерыва
свет их показался непривычно резким и зловещим. Но не успели звездолетчики обсудить возможные причины вспышки,
как шкалы снова начали меркнуть с левого края Пульта. Как бы невидимая волна накатывалась с левого борта
корабля, заполняя помещение. Через полторы минуты все приборы погасли.
Странный дрожащий свет появился в огромном отсеке. Казалось, он исходил от самих стен. Сияние усиливалось.
Непроницаемая броня обшивки корабля становилась прозрачной под действием какого-то невероятного излучения.
Менялись привычные очертания центрального поста. Внезапно рваное темно-синее пятно на стене превратилось в
струйку ослепительно сияющего фиолетового тумана. Тихо и плавно преодолела светящаяся лента восемь метров,
отделяющие стену от кресла операторов. Оцепеневший Ангрен увидел, как трое звездолетчиков одинаковым
конвульсивным движением подняли руки к голове и, вздрогнув, без звука повалились на перфокарты...
Страшная лента медленно исчезла в толще передней панели Главной Памяти, Ангрен и Вартоно бросились к операторам.
Один из них медленно поднялся и повернулся к подбегавшим людям. Ангрена поразили его пустые, бессмысленные глаза
и какая-то дрожащая, жалкая улыбка.
Прерывисто замигал индикатор прямой связи. Ангрен подошел к Пульту. Голос Урала был необычно взволнован.
— Командор, я прошу тебя срочно прибыть по нашему пеленгу. Мы в трех тысячах километров от «Дины».
Через десять минут, передав пострадавших, находившихся в состоянии непонятного шока, в распоряжение врача,
Ангрен и Вартоно покинули буферную камеру и взяли курс по непрерывно даваемому пеленгу.
Трое звездолетчиков — группа научной разведки — расположились по диаметру ажурного кольца с серией приборов. Они
не смотрели в сторону приближавшихся. Два робота неподвижно висели в пространстве неподалеку. Ангрена поразил
вид космонавтов. Осунувшиеся, с воспаленными, лихорадочно горящими глазами, ярко-синими губами, они производили
впечатление тяжело больных. Однако Урал — старший группы — заверил, что все в полном порядке, просто,
по-видимому, слишком велико нервное напряжение.
— Что происходит здесь?
Урал молча указал на смутно мерцавший серебристый клубок диаметром не более сотни метров. Он неуловимо менял
очертания. Время от времени у его поверхности проступали и исчезали тонкие, ослепительно красные иглы
протуберанцев.
— Два робота, отправленные к этому образованию, исчезли у нас на глазах, — сказал Урал, предваряя вопросы
командора.
— Как «исчезли»?
— В буквальном смысле. Перестали существовать.
— Ну, это уже мистика! — воскликнул Ангрен, с беспокойством присматриваясь к людям.
Непонятная усталость постепенно охватывала его. Вместе с тем Ангрен чувствовал и нервное возбуждение, как от
вдыхания сильно обогащенного кислородом воздуха.
Постепенно цвет шара начал меняться, приближаясь к коротковолновой части спектра. Тонкие нити разбухли,
оторвались от сферы, повиснув в пространстве. И вот уже фиолетовый сгусток Неведомого, как чудовищный спрут,
застыл, простирая свои щупальца к людям.
— Все назад на полной скорости! — закричал Ангрен. Он только что был свидетелем трагедии у Пульта Главной
Памяти.
— Бесполезно, командор, — голос молодого звездолетчика был спокоен. — Бесполезно удирать. Если эта сфера
враждебна живой материи, она способна убивать на космическом расстоянии, а мы почти у ее поверхности.
Шар исчезал. Все больше становилась доля квантов, не воспринимаемых глазом, фиолетовый цвет переходил в черный.
Последний судорожный зигзаг спиральной молнии — и все погасло. Только мелко дрожали, упираясь в ограничители
шкал, стрелки приборов, показывая неслыханную напряженность мезонного поля.
— Третий робот, обогните сферу на расстоянии ста метров от поверхности и вернитесь в исходную точку,— тихо
приказал Ангрен.
Робот непривычно медлил. Прошло несколько секунд.
— Командор, космонавты, прощайте, — раздался его металлический голос, — я постараюсь передавать информацию
дольше, чем два первых аппарата.
Массивное тело, освещаемое лучом прожектора, легко устремилось вперед.
В напряженном молчании люди следили за разумным аппаратом, быстро уменьшавшимся в размерах. Посылаемые роботом
сигналы внезапно участились. Еще несколько мгновений — и сплошной треск в наушниках сменился мертвой Тишиной.
Силуэт робота стал расплываться и блекнуть. Последнее, что видели космонавты, была титановая диадема приемника
на голове робота. Несколько секунд она блестела в покрасневшем луче прожектора, а затем исчезла.
— Два первых робота исчезли так же, — сказал Урал.
Невероятное зрелище не было оптическим обманом. Робот действительно растворился в пространстве.
— Материал и комплекс механизмов этого аппарата могут существовать в упорядоченном состоянии при данной
напряженности мезонного поля около ста тысяч лет, — осторожно сказал Викур, космонавт третьего поколения,
впервые участвовавший в Научной Вахте.
— Но ведь аппарат рассеялся менее чем за минуту!
— Командор, — голос последнего робота, как всегда, был бесстрастен и спокоен, — он прожил эти сотни тысяч лет у
нас на глазах.
...Невероятной казалась догадка мыслящего аппарата, но это была истина.
Холодный занавес вечности дрогнул. Чернота приобретала густо-красный оттенок. Властелин Времени пробуждался от
своего миллионолетнего сна, промелькнувшего па глазах людей за несколько минут.
Усталость становилась невыносимой. Тупая, ноющая боль во всех мышцах сопровождалась мучительными спазмами
требовавшего отдыха мозга. Холодный пот выступил на лбу Ангрена, слабеющие руки с трудом повернули диск
аварийной команды.
— Всем немедленно назад, всем назад на предельном ускорении!
Властный голос автомата будил засыпающее сознание людей. Серебристые скафандры ринулись прочь от надвигавшейся
волны мгновенной старости и смерти.
Оглянувшись, Ангрен увидел одинокую фигуру, прильнувшую к кольцу с приборами.
— Немедленно сюда, почему не выполнен приказ? — крикнул он, не различая, кто отставший.
— Командор, — голос нельзя было узнать, — двигатели площадки не включились по сигналу автомата. Я сейчас запущу
их вручную. Тут очень важные сведения...
Наконец показалась струя пламени, и кольцо, стремительно набирая скорость, стало нагонять отступавший отряд.
Космонавт ринулся вперед, но вдруг резко замедлил движение. Издали было видно, как пламя за его спиной стало
гаснуть.
— Командор, горючее исчезает, двигатель выходит из-под конт... перехожу на... — Голос кричавшего становился все
тоньше, пока не перешел в пронзительный свист, оборвавшийся на самой высокой ноте...
Космонавты неслись вперед к невидимому еще кораблю, но среди них не было Урала. И свет далеких звезд померк в
широко раскрытых глазах Ангрена. Гибель товарища потрясла командора.
Теперь он понял, что глубокий шок, в котором находились три члена экипажа корабля, связан со смертоносным шаром.
Странно было только, что фантастическое ускорение темпа времени не коснулось звездолета, не превратило его в
пыль. Но, находясь во власти таких сил, о существовании которых человечество и не подозревало, экспедиция
подвергается смертельному риску.
С тяжелыми мыслями вошел Ангрен в отсек Центрального Пульта. Нужно было тщательно проверить жизненно важные узлы
корабля. Слепая сила могла вызвать непоправимые повреждения какой-либо части Аннигиляционного Комплекса, и тогда
корабль навсегда остался бы в этой ловушке.
Заказав Главной Памяти схемы узлов кольца дюз, Ангрен и Айвин, оператор агрегата, начали просматривать наиболее
уязвимые места. Внезапно экран на несколько секунд заволокла мутная пелена. Ангрен пустил катушку с записью на
полный ход, включив одновременно счетчик времени. Белые, стертые участки на схеме появлялись через семьдесят две
секунды — каждый полуоборот катушки... Впервые Айвин увидел растерянность в глазах командора. Дрожащими пальцами
тот набрал номера нескольких соседних катушек и, не обнаружив никаких искажений, облегченно вздохнул.
— В этом проклятом месте может случиться что угодно, — виновато сказал Ангрен, как бы оправдываясь перед Айвином
за минутную слабость.
— Командор, вам нужно проделать комплекс нейронного массажа, — осторожно посоветовал Айвин, увлекая Ангрена в
боковой выход.
— Ты прав, — согласился Ангрен, — после всего, что произошло за последние часы...
Но вскоре он опять вернулся к пульту. Было просто невероятно, чтобы на катушке из хранилища информации,
окруженного Высшей Космической Защитой, появились белые пятна. Гигантский комплекс снова выдал серию катушек из
глубин своей неисчерпаемой памяти. Калейдоскоп информации далеких и тревожных лет. Надежды и поиски у границ
ионосферы третьей планеты 6-Цефея, встреча в пространстве с органической материей, уклонившейся от контакта с
экипажем... На одиннадцатой катушке зловещий белый пояс опять замелькал... «72... 144... 216...» — шепотом
отмечал Айвин роковые секунды.
Во всем ряду этой секции оказалась только одна катушка, пораженная каким-то направленным воздействием. Набросав
схему размещения просмотренных рядов, Ангрен и Айвин определили линию поражения. Теперь из следующих секций
хранилища извлекались только катушки, попавшие под удар неведомого луча. Наибольшие повреждения были в катушках
из глубинных, высокоорганизованных разделов Памяти. Внешние, контрольные хранилища с энциклопедическими записями
и основными расчетными формулами пострадали слабо: стирание было поверхностным.
Наконец Ангрен замкнул последнее звено в этой цепи. Продолженная за пределы гигантского кибернетического
устройства, линия прошла рядом с креслами операторов и достигла стены отсека в месте, откуда выползла фиолетовая
лента тумана.
Командор опустил голову на руки — так прошла традиционная минута молчания. Затем он поднялся и медленно пошел к
выходу. В конце коридора виднелась матовая эллипсоидальная дверь медицинского отсека. Ангрен остановился не в
силах войти туда. Это был не просто ужас живого человека, столкнувшегося со страшными явлениями природы. То, что
предстояло ему увидеть, выходило за пределы разума. И все же он толкнул дверь.
...Три мертвеца полулежали в белоснежных креслах. Один из них медленно встал и с подобием улыбки на
неестественно розовом лице, пошатываясь, направился к Ангрену.
...Все подвластно мысли. Только перед одним временем бессилен мозг. Безжалостно стирает время информацию,
скопленную в нем за долгие годы жизни, труда, исканий. Никто никогда не узнает, что чувствовали трое космонавтов
в тот роковой миг, когда фиолетовая лента, пронзившая корабль, стерла информацию в клетках их мозга. Трое людей,
потерявшие в один момент память, волю, привычки, стали живыми мертвецами. Встретив на пути кибернетический мозг,
фиолетовый призрак лишил и его части накопленной им информации. Устояли только самые грубые ячейки машины —
хранители сводок формул — и самые прочные связи клеток мозга, управляющие основными жизненными рефлексами.
Пройдут годы, вновь станут полноценными космонавтами трое пострадавших, но это будут уже другие люди. С
любопытством взглянут они на незнакомые, пытливые лица на старых фотографиях, прочтут сохранившиеся записи,
дневники; но некому будет жалеть погибшие умы, ибо новые мысли окажутся ярче и смелее старых.
Только девять космонавтов сидели теперь в центре зала сферического обзора. Пустые места за их спинами сурово
напоминали о людях первого поколения, чьи голоса звучали здесь в день торжественного прощания экипажа с Землей.
Тридцать два звездолетчика первого поколения, тридцать две капсулы с их прахом остались на бесконечной звездной
трассе корабля. Десять человек — больше половины экипажа второго поколения — погибли в борьбе с враждебной
стихией, не увидев планеты своих отцов.
Снова Ангрен предлагал звездолетчикам обсудить положение.
— Друзья, сейчас «Дина» находится в центре области, условно названной нами Объект Мейолла. В трех тысячах
километров от корабля происходит непрерывная пульсация системы Пространство-Время-Энергия. Характер
стационарного взаимодействия системы с расположенными поблизости телами не выяснен. Тот факт, что звездолет не
погиб, говорит, по-видимому, о направленном действии неизвестных нам процессов. Катастрофа, происшедшая
восемьдесят два часа назад в отсеке Главной Памяти, вызвана видоизмененным протуберанцем, потерявшим связь с
поверхностью пульсирующей сферы. Воздействие проникшего импульса изменило ритм времени в нервных клетках
головного мозга людей. Тысячи лет, мгновенно прожитые мозгом, стерли всю имевшуюся в нем информацию.
Необъяснимо, однако, отсутствие какого-либо омертвления и распада живых клеток.
Спасая полученные сведения о пульсации сферы ПВЭ, погиб наш товарищ — Урал. Теперь на корабле девять человек —
меньше, чем нужно для безопасности корабля в условиях Открытого Космоса. За последние полтора года собран и
законсервирован в Главной Памяти материал исключительной важности. Научные данные, накопленные за время
пребывания в окрестностях сферы ПВЭ, должны быть любой ценой переданы человечеству. Теперь это единственная
задача оставшихся членов экипажа. Пока мы находимся здесь, в любой момент в пределы корабля может опять
проникнуть луч-протуберанец. Это грозит нам гибелью и исчезновением ценнейшей информации. К счастью, импульс
излучения прошел мимо отсека управления аннигиляционными аппаратами. Это спасло корабль.
Совет пилотов считает необходимым немедленно вывести корабль из опасной зоны и сделать попытку вернуться в
пределы Солнечной системы.
Экипаж согласился с мнением Совета пилотов.
Ответственные за жизненно важные узлы корабля сообщали положение дел.
Вартоно кратко доложил о результатах вычисления единственной траектории обратной инграции, для которой удалось
накопить энергию. Прыжок сквозь пространство должен длиться пятьсот сорок световых лет. Это в двадцать пять раз
превышает допустимый максимум. На рассчитанной траектории корабль должен пройти вблизи короны трех звезд класса
О и встретиться с пылевой массой средней плотностью более двухсот межзвездных единиц. Из-за ограниченных запасов
энергии Дальняя Защита может быть включена лишь на шестьдесят процентов номинала.
— Как вы оцениваете вероятность положительного выхода? — спросил Юнг.
— Оцениваю не я, а машина, — заметил Вартоно. — Она дает шестнадцать сотых.
— Наша старушка всегда была пессимисткой, — заметил Айвин. — Вспомните ее прогнозы после катастрофы.
— Машина никогда не может учесть творческих порывов людей, — возразил Ангрен. — Но в случае инграции она, к
сожалению, права. Властителями звездолета останутся неумолимые законы теории вероятности...
— ...И фиолетовая мгла, — раздался чей-то голос.
— Да, и эта мгла тоже. По-видимому, фиолетовый цвет субстанции, убившей Верона, и цвет протуберанца имеют нечто
общее, связанное с изменением ритма времени. Расшифровав полученные нами сведения, люди Земли смогут решить еще
одну загадку Вселенной.
— Как врач экспедиции, — сказал Юнг, — я считаю нецелесообразным в оставшееся до обратной инграции время
начинать занятия с пострадавшими от протуберанца операторами по циклу, разработанному для рождающихся в корабле
людей третьего поколения. Правильнее законсервировать в информационных капсулах параметры их генных карт,
подробное описание интеллектуальных особенностей, наиболее характерных способностей и эмоций. Если мы
благополучно вернемся на Землю, по этим сведениям можно будет создать наилучшие условия для их развития.
Возможно, — добавил он с внезапной грустью, — они окажутся значительно счастливее нас, вернувшихся в общество,
ушедшее далеко вперед.
Задублированы наиболее ценные сведения. Блоки Высшей Изоляции размещены в разных отсеках корабля. Опасаясь
неожиданных воздействий сферы ПВЭ в момент начала инграции, Ангрен пошел на крайнюю меру. Почти вся энергия
Неприкосновенного Резерва была использована на создание вокруг анабиозных ванн тройной оболочки биополя с
промежуточной вихревой защитой.
В последний раз члены экипажа собрались в Центральный отсек, чтобы посмотреть фильм о далекой родине их отцов.
Огромная желтая звезда сияла на непривычно голубом небе. Зеленые волны моря бросали в лица сидящих соленые
брызги и клочья белой пены. Снежные вершины знакомых только по названиям пиков виднелись сквозь заросли
благоухающего леса. И всюду люди. Веселые, смеющиеся лица. Лица без скафандров, фигуры без стальной оболочки.
Хозяева планеты защищены непробиваемой броней атмосферы от холода и мрака Пространства.
О чем думали девять космонавтов, глядя на стереоэкран, вдыхая аромат далекой, никогда не виденной ими родины?
Какие мысли вызывали у них эти образы? Завидовали ли они тем, кто никогда не покидал планету, или даже сейчас
считали свою неземную судьбу счастливее?
Ангрен и Вартоно оборудовали две анабиозные ванны непосредственно у экрана сферического обзора и Центрального
Пульта. Соседство пульсирующей сферы было очень опасно, и Ангрен хотел до последней возможности держать аппараты
под контролем пилотов. В огромном зале на разной высоте разместили приборы для фиксации всех процессов вплоть до
перехода корабля к третьей готовности. Особенно тщательно нужно было проанализировать момент появления
фиолетовой мглы, так как часть материалов, полученных Вероном, попала под губительный протуберанец, словно само
Время хотело пресечь все попытки проникнуть в его тайны.
Тишина вошла во все уголки корабля. Наглухо закрыты герметические двери отсеков. Только мерное щелканье
хронометра слышится в темноте зала. Секунды текут неторопливо, готовясь к невиданному ускорению. Время ждет
своего часа. Фиолетовая мгла притаилась где-то в его арсенале. Через семьдесят две минуты она неслышно выйдет из
ниш зала, переступит неподвижные тела под колпаками анабиозных ванн и, медленно обходя свои владения, отобранные
у человека, начнет свой путь к мерцающему экрану...
Защищены мезонной броней Автоматы Пробуждения. Настанет час, когда в черной бездне их недремлющее око заметит
очертания знакомых созвездий. Вздрогнет корабль от могучего тормозного толчка, и бесследно исчезнет фиолетовая
мгла, освобождая пространство для Жизни...
Осталось три минуты. Ангрен отошел от пульта и направился к анабиозной ванне, где уже лежало безжизненное,
окруженное туманом аэрофона тело Вартоно.
Приятный холодок усыпляющей смеси обжег лицо и легкие. Медленно задвинулся прозрачный колпак. Уже засыпая,
Ангрен уловил легкое движение в безжизненном экране сферического обзора. Ускользающие зрительные ощущения
фиксировали фиолетовые отблески в центре экрана. Но не было сил повернуть голову, смыкались веки. Еще несколько
мгновений... миллион километров — и Ангрен утонул в слепящем, пенистом океане...
...Разумные существа встречных миров! Уберите магнитные завесы на границах ваших ионосфер. Освободите планетарные и звездные трассы от кораблей и обитаемых станций. Направьте в темные глубины Второй Спиральной Ветви глаза ваших могучих приборов. Они увидят быстрый, как электромагнитная волна, сгусток материи. Это межзвездный корабль ваших братьев по разуму возвращается из далекого и опасного пути. Они летят к планете, которую никогда не видели. У них очень мало шансов достичь ее, голубую, купающуюся в лучах близкой звезды планету, — родину их отцов. Им угрожает мгновенная аннигиляция при встрече с материальным телом или распыленно в короне звезд, мимо которых проходит их слепой полет. Защитите их вашей мудростью, откройте свободный путь к далекой планете. Они заслужили возвращение...
1 Мю-ноль активность — радиоактивный распад вещества с испусканием нейтральных мезонов.
2 Зависимое время — время, которое, как и все процессы в звездолете, движущемся со скоростью, близкой к световой,
по теории относительности протекает медленнее, чем на Земле.
3 Инграция — переход в состояние, когда кинетическая энергия звездолета непрерывно возрастает вследствие его
движения и увеличивающейся разницы между независимым и зависимым ходом времени, пока не достигается динамическое
равновесие при скорости 0,95 абсолютной (фантастическое).
4 Аппарат, усиливающий путем настройки в резонанс биотоки головного мозга, способствует интенсификации, ясности и
глубине мышления (фантастическое).
5 Маяки Встречи — постоянные космические станции, расположенные в областях пространства, где наиболее вероятна
встреча со звездолетами внеземных цивилизаций (фантастическое).
6 Счетчик скорости, основанный на изменении частоты света, падающего на объект, при движении с большими скоростями
относительно источника света (эффект Допплера).
7 Для наблюдателя в звездолете, скорость которого приближается к скорости света, все видимые объекты сдвигаются к
точке, лежащей в направлении полета, а спектр излучаемого объекта света смещается в ультрафиолетовую область (по
теории относительности).
НА СУШЕ И НА МОРЕ. 1965:[Вып. 6]: - М.: Мысль, 1965, С. 435 - 457.